Часть 1.

Ульрих Цвингли.

Второе Гельветическое Исповедание в свете лютеранских вероисповедных документов.

1.

Двумя ключевыми фигурами швейцарской Реформации являются Ульрих Цвингли и Жан Кальвин, причём первый из них был непосредственным современником Лютера. Лютер родился в 1483 г., Цвингли в 1484. Таким образом, они вращались в круге идей, проблем и вопросов, поставленных одной и той же эпохой. Более того. Они состояли в переписке, полемизировали и один раз даже встретились лицом к лицу. Нельзя сказать, что их жизненный путь был идентичен, но определённое сходство наличествует. Как и Лютер, Цвингли был сыном крестьянина. Отец определил сына, на которого возлагал большие надежды, в школу, потом в Венский университет. Получив степень магистра искусств, Цвингли некоторое время занимался преподавательской деятельностью, в возрасте 22 лет был рукоположен во священники (Лютер в 24). Можно сказать, что и реформационный процесс был начат ими почти одновременно. Лютер выступил с Тезисами к диспуту об отпущении грехов в 1517 г., а в августе 1518 г. Цвингли остановил деятельность монаха Самсона, занимавшегося тем же самым, что и Иоганн Тецель. Тем не менее, реформационные процессы в Германии и Швейцарии не являются двумя частями единого целого. Швейцарская Реформация не идентична германской, и вызванное ею к жизни направление Христианства, известное ныне как реформатство (пресвитерианство), имеет существенные отличия от нашего исповедания. Что же привело к этим различиям и в чём таковые заключаются? Для ответа на эти вопросы нам надлежит прежде всего понять, были ли знаком Цвингли с трудами Лютера или действовал совершенно независимо.

И да и нет. Реформаторские идеи безусловно посещали Цвингли ещё до того, как он услышал про Лютера. В этом нет ничего удивительного, т.к. таково было веяние времени. Тем более, что гуманизм в этот период находился в стадии своего расцвета. Однако не подлежит сомнению, что к концу 1518 г. Цвингли уже был знаком с трудами Лютера и прилежно их изучал. Об этом свидетельствуют соответствующие упоминания в его переписке. Однако, в 1523 г. он настаивал на своей полной оригинальности и утверждал, что от Лютера он перенял только смелое следование тому, в истинность чего уверовал. Эта позиция стала выражением принципиального несогласия по вопросу о Таинстве Причащения. В чём заключалась суть данного противоречия, будет сказано чуть позже, а сейчас мы посмотрим, как развивалась реформа Цвингли.

2.

В 1516 г. его пригласили в Айнзидельн, где находился весьма почитаемый собор Девы Марии Скорбящей, бывший объектом паломничеств, причём паломники имели возможность получить полную индульгенцию. Выдача индульгенций в качестве результата паломничества стала объектом критики Цвингли, а в 1518 г. он, как уже было сказано, остановил деятельность монаха Самсона, занимавшегося продажей индульгенций. В том же году открылась возможность получить место в Цюрихе, однако этому воздвиглось препятствие в виде скандальной истории, связанной с тем, что в Цюрихе жила женщина (дочь парикмахера), ждавшая от Цвингли ребёнка. Тем не менее, место Цвингли получил. По всей видимости люди, принимавшие решение, выбрали наименьшее из двух зол - соперник Цвингли имел постоянную наложницу и шестерых детей. Цвингли пользовался успехом, как проповедник, причём для проповедей он пользовался греческим оригиналом Нового Завета. Его разрыв с Церковью произошёл в 1522 г. на почве несогласия с воздержанием от употребления мяса в Великий Пост. Цвингли с кафедры начал учить, что Слово Божие ясно разрешает употребление любой пищи во всякое время, а папский запрет противоречит свободе, провозглашённой Евангелием. И вот, в Пепельную Среду 1522 г. несколько уважаемых граждан (в том числе и Цвингли) собрались в доме книготорговца, разрезали две копчёные колбасы и съели их. Городской совет отреагировал на эту акцию арестом некоторых из её участников. Тогда Цвингли выступил в их защиту, сначала посредством проповеди, потом статьёй «О свободе выбора в пище». И, наконец, вдохновясь Лейпцигским диспутом Лютера, стал настаивать на открытым обсуждении спорных вопросов. Диспут состоялся 29 января 1523 г. На диспуте Цвингли отстаивал сформулированную в тезисах позицию, возражая против узурпации папой высшей священнической власти; мессы, как жертвы; молитв святым, постов, паломничеств, монашеских обетов, безбрачия духовенства, учения об эпитимиях, чистилище, священстве, роли государства в религиозной жизни и т.д. Главным доводом Цвингли было утверждение, что реформаторы занимались восстановлением Церкви в её древней чистоте. Тем самым католичество внезапно оказалось выступающим в роли новатора.

Полемика закончилась победой Цвингли. Городской совет распорядился всем священникам кантона держаться этого учения. Вскоре Цвингли разразился статьёй, в которой выразил несогласие с традиционными формами поклонения и литургической музыкой, а затем настоял на втором диспуте, посвящённом мессе и иконопочитанию. Таковой состоялся в октябре 1523 г. По его результатам городской совет проголосовал за сохранение мессы, но запретил изображения в церкви. Поворотной точкой стал диспут в январе 1524 г., после которого совет вынес решение о полном очищении церквей от изображений. Все скульптуры были уничтожены, фрески закрашены, органы выброшены, что для Цвингли было победой духовного над материальным. Началось обеднение литургии, из которой изгонялась всякая музыка кроме псалмов (именно псалмов, а не хоралов!). В начале 1525 г. было введено Причастие под обоими видами.

Надо сказать, что Реформация Лютера выглядела намного более умеренной. В том числе Лютер категорически выступил против иконоборчества. Литургический порядок, предложенный реформатором, не слишком сильно отличался от католического, и музыка из храма Лютером не изгонялась. Более того. Именно лютеранство вызвало к жизни ряд новых музыкальных жанров и способствовало расцвету как композиции, так и органостроения. Но главным вопросом, разделившим Лютера и Цвингли, был вопрос о Причастии.

Позиция Цвингли по данному вопросу не была оригинальной. Он заимствовал её у гуманиста Корнелия Хоэна, который в 1523 г. прислал Цвингли послание, где говорилось, что слова установления «Сие есть Тело Моё», являются образным выражением, а слово «есть» надо понимать как «символизирует». «Мы должны различать хлеб, который принимают наши уста, и Христа, Который принимается верою». Кстати, аналогичное письмо Хоэн написал и Лютеру, но Лютер ответил, что не может уклониться от конкретных слов Писания «Сие есть Тело Моё», не содержащих никакого намёка на символизм. Цвингли же назвал мысль Хоэна драгоценной жемчужиной, которая помогла ему обрести ясность в столь сложном вопросе.

Полемика о Причастии скоро стала достоянием общественности. В 1526 г. Лютер опубликовал «Проповедь против фанатиков о Святом Причастии», на которую Цвингли откликнулся «Дружеским экзегезисом» 1527 г. Ответ Лютера, вышедший в том же году, назывался «Против фанатиков, слова «Сие есть Тело Моё» по-прежнему остаются в силе». На что Цвингли ответил трактатом «О том, что слова «Сие есть Тело Моё» по-прежнему хранят свой первоначальный смысл». В марте 1528 г. Лютер опубликовал труд «О Причастии Христовом. Вероисповедание», по получении которого Цвингли пришёл в ярость и заявил, что не любит, когда с ним обходятся как с ослом. Цитата из письма Цвингли 1528 г.: «Этот суетный человек Лютер продолжает убивать в своих книгах человеческую и Божию мудрость, хотя среди благочестивых было бы нетрудно восстановить мудрость. Но поскольку еретики, т.е. его последователи, вместе с нечестивыми столь оглохли ко всякой истине, что отказываются слушать, я уже давно сомневаюсь в этом великом труде, который, как мне известно, окажется тщетным… Пусть я умру, если он не превосходит Экка в нечистоте, Кохлая в бесстыдстве и всех остальных людей в их пороках!». Лютер же выразился так: «…либо они, либо мы должны быть служителями сатаны! Здесь неуместны уступки или дипломатия».

Высшей точки полемика достигла в октябре 1529 г., когда Лютер встретился с Цвингли в замке Филиппа Гессенского в Марбурге. Примечательно, что стороны достигли согласия по таким вопросам как Личность Христа, оправдание верою, Крещение. В отношении причастия стороны согласились с отвержением понимания мессы как жертвы и преподания Причастия мирянам под обоими видами. Но когда стал обсуждаться вопрос о присутствии Христа в дарах, разговор зашёл в тупик. Протоколы диспута сохранились. Из них видно, что аргументация Цвингли сводилась к тому, что Христос не может присутствовать одновременно на небе и в Евхаристии, в то время как Лютер указывал, что Бог в состоянии исполнить то, что обещает. Надо сказать, что в ходе обсуждения атмосфера накалилась. Сославшись на 6-ую главу Евангелия Иоанна, Цвингли воскликнул: «Там содержится аргумент, который свернёт тебе шею!», на что Лютер ответил: «Не забывай, что находишься в Гессене, а не в Швейцарии. В Германии шеи сворачиваются не так легко». В завершение, обращаясь к швейцарцам, Лютер сказал: «Мы от разного духа». Больше они не встречались.

Между тем, реформаторская деятельность Цвингли стала катализатором швейцарского протестантского движения, которое стало причиной политического разделения Швейцарии, т.к. некоторые кантоны сохранили верность католичеству. Результатом стали две войны, послужившие своего рода прообразом того, что позже произошло в масштабе всей Европы. Во время второй, Цвингли, участвовавший в сражении, был убит. Это произошло 11 октября 1531 г. Лютер, осуждавший воинственность Цвингли, рассматривал его смерть, как суд Божий.

После гибели Цвингли самым авторитетным его последователем стал Генрих Буллингер (1505-1575) – своего рода систематизатор идей Цвингли. Ему принадлежат свыше 150 трудов, в которых он стремился к согласованию разногласий, имевшихся в реформатской среде (в т.ч. по вопросу о причащении), формулировал позиции для достижения вероисповедной общности. В результате его деятельности родился один из вероисповедных документов реформатства – «Второе Гельветическое Исповедание» 1566 г., которое обобщает опыт цвинглианской реформации и вводит таковой в рамки чётких формулировок.

3.

Если сравнивать Аугсбургское и Гельветическое исповедания, то мы увидим очень много общего. Такие понятия, как грех, оправдание единственно по вере во Христа, соотношение веры и дел, роль закона и Евангелия, количество Таинств, практически идентичны, т.к. формулировались в русле идей, составлявших общую основу церковной реформы. Однако, есть и расхождения. Прежде всего, они касаются Таинств, т.к. для Цвингли Таинства были не средствами благодати, а только лишь знаками – сама благодать могла быть дана и без Таинств.

Сохранившийся протокол Марбургских диспутаций показывает различия в понимании сущности Причастия. Эти различия мы находим и в последующих документах. Аугсбургское Исповедание чётко и ясно формулирует положение о реальном (сущностном) присутствии Христа в Евхаристии. Что касается Гельветического Исповедания, то в данном вопросе оно предлагает достаточно сложно построенную формулировку, в которой говорится о духовном присутствии Христа. Причём в обосновании этой концепции повторяется аргументация Цвингли об ограниченности Христа в пространстве. «Тело Христово находится на небесах одесную Своего Отца, а потому наши сердца должны вознестись в небеса, а не концентрироваться на хлебе» (гл.21). Эта же концепция прослеживается и в 11 главе, где сказано: «Мы верим, что наш Господь Иисус Христос в той же плоти вознёсся выше видимого неба на высшие небеса, то есть в место обитания Бога и всех прославленных, воссев одесную Бога Отца. Хотя это и означает равное участие в славе и величии, тем не менее, имеется в виду определённое место…». Следовательно, о вездесущии Христа по Вознесении речь уже не идёт. Таким образом, обозначается явное противоречие с лютеранским исповеданием, которое провозглашает: «…Он знает всё, может всё, присутствует со всеми творениями и имеет под Своими ногами и в Своих руках всё, сущее на небе, на земле и под землёй … и эту Свою власть Он, присутствуя, может проявлять везде, и для него всё возможно, и Ему всё известно. Следовательно, Он также способен … производить присутствие Своего истинного Тела и Крови во время Причастия…» (ФС, Краткое изложение, арт.VIII, § 11-12). Таким образом, главное расхождение между Лютером и Цвингли находится отнюдь не в области человеческих установлений, но в Христологии.

Относительно Таинства Крещения полемика с Цвингли не велась, хотя и в этом вопросе его позиция имела существенные отличия. Цвингли сохранил крещение младенцев, но лишь как новозаветное соответствие обрезанию Ветхого Завета. Детей крестили не для того, чтобы они стали детьми Божьими, но потому, что они уже являются таковыми. Как сказано в гл.20 ГИ, «Крещение представляет собой напоминание и обновление того благоволения, которое Бог оказал всему падшему человечеству.»

Что касается прочих расхождений, то они, хотя и не носят столь основополагающего характера, но, тем не менее, также существенны. И, если уж мы упомянули Таинство Евхаристии, то далее следует сказать о священнодействиях, а конкретно об исповеди. Лютеранские вероисповедные документы не отрицают ни возможности частной исповеди, ни исповеди у священника. ГИ по этому поводу говорит следующее: «Мы верим, что искреннего исповедания, сделанного только перед Богом, будь то в уединении между Богом и грешником, или публично в Церкви во время общего исповедания грехов, вполне достаточно. Поэтому для получения прощения грехов нет необходимости кому-либо исповедовать свои грехи священнику…». Что касается неразрывно связанного с понятием исповеди понятия «власть ключей», которая в лютеранстве понимается именно как право провозглашать отпущение грехов, то ГИ говорит об этом так: «…все законно призванные священнослужители обладают ключами и используют [власть] ключей тогда, когда провозглашают Евангелие, то есть, когда они учат, наставляют, утешают, обличают и дисциплинируют людей, вверенных под их опеку». (см. главу 14 ГИ). Кроме того, ГИ свидетельствует об отмене миропомазания больных.

Расхождения в устройстве Церкви. Следует отметить, что Лютер, восстав против совершенно необоснованных притязаний римского епископа на верховенство во вселенской Церкви по Божественному праву, не отрицал епископальное устройство как таковое. Ситуация, сложившаяся в немецких землях, при которой епископальная система оказалась разрушенной, была обусловлена тем, что ни один из епископов не перешёл на сторону Реформации, в то время как в Швеции и Финляндии епископальная система сохранилась. Отсутствие епископов при необходимости рукоположения пасторов рассматривалось как экстраординарная ситуация. Об этом свидетельствуют соответствующие моменты в трактате Меланхтона «О власти и первенстве папы». Что касается швейцарцев, то эстраординарную ситуацию они превратили в ординарную, отменив епископальное устройство как таковое. В соответствии с главой 18 ГИ пастор выбирается общиной из числа гражданских лиц, после чего рукоположение осуществляется пресвитерами (т.е. другими пасторами). В той же главе даётся очень примечательная характеристика сущности новозаветных служений: «Епископы — это смотрители и сторожа Церкви. Они распределяют пищу и другие предметы первой необходимости. Пресвитеры — это старцы и, как и были, предстоятели и отцы Церкви, управляющие ею благотворными наставлениями». Это тем более интересно, что, согласно Книге Деяний, «попечение о столах» было вверено не епископам (которые появились чуть позже), а диаконам. И если НЗ не делает чёткой разницы между пресвитером и епископом, то диаконское служение таковую как раз имеет. В той же главе категорически заявляется о неприемлемости монашества. В связи с этим, необходимо подчеркнуть, что Лютер не отменял монашество, а только пересмотрел его роль в спектре различных возможных служений. Поэтому в ЕЛЦ монашество сохранилось.

Ещё более радикально швейцарцы подошли к богослужению: к чинопоследованию, языку и к месту совершения такового. Как уже было сказано ранее, Лютер несколько изменил чинопоследование мессы, устранив моменты, не соответствующие Писанию, но в общем и целом оно осталось таким же, как и прежде. Был сохранён латинский язык. Родной язык (в данном случае немецкий) был только лишь добавлен в литургию. Примечательно, что во времена И.С.Баха, т.е. 200 лет спустя, в лейпцигской Thomaskirche некоторые части богослужения совершались на латинском языке. Сохранилось церковное убранство, алтарь, облачения священников. Сохранилась и традиционная литургическая музыка, исполнявшаяся хором, причём жанр хорала не вытеснил прежние формы, но добавился к ним. В Швейцарии ситуация выглядела иначе. «…места, где верующие собираются вместе, должны во всех отношениях быть пригодными для Церкви Божьей. Поэтому для этой цели следует избирать особые здания или вместительные и светлые храмы, очищенные, однако же, от всего того, что не приличествует для Церкви … Богослужение должно быть умеренным и скромным … Поэтому все пышные украшения и облачения [священников], всякую помпу и всё остальное, несоответствующее христианскому смирению, дисциплине и умеренности, нужно удалить из святилищ и других мест, где христиане совершают молитвы». О языке богослужения: «…да замолкнут в святых собраниях все иные языки, и пусть всё будет совершаться на родном языке, понятном тем людям, которые собрались для богослужения». (см. Главу 22 ГИ). «В публичной молитве, как и во всём остальном, должен быть некий образец, дабы она не стала чрезмерно длинной и утомительной. Поэтому большую часть богослужения следует посвятить проповедованию Евангелия. И пусть будет проявлена соответствующая осмотрительность, дабы не утомить общину слишком долгими молитвами, так что, когда наступит время для слушания евангельского учения, они в изнурении не покинули бы собрания или не желали и вовсе остановить богослужение». «Подобную умеренность необходимо проявлять и там, где в богослужении используется пение. Хоралы и распевы, называемые григорианскими, содержат в себе множество глупостей, а потому справедливо отвергаются многими нашими церквами» (см. Главу 23 ГИ).

4.

Таким образом, уже с самого начала Швейцарская Реформация пошла путём, отличным от реформ Лютера. Эти различия касаются догматических основ (в данном случае Христологии), внешнего и внутреннего устройства Церкви, распорядка богослужения. Эти различия объясняются изначальными целями реформаторов. Лютер не ставил задачи сломать традиционный порядок, дабы на его обломках воздвигнуть нечто новое. Его целью было внесение некоторых изменений в уже существующие порядки, дабы устранить имеющиеся противоречия со Словом Божиим. Цвингли занимается именно разрушением. Начатое им дело не закончилось с его кончиной, но было продолжено Жаном Кальвином, о котором мы будем говорить в следующий раз.

* * *

Источники

1. Вислёфф К.Ф. «Теология Мартина Лютера». СПб, 2009

2. Спиц Л.В. «История Реформации». Минск, 2003

3. Второе Гельветическое Исповедание